Парадоксальная ситуация — министров здравоохранения в Украине назначают и снимают едва ли не ежегодно, ни один из них не отметил хотя бы пятилетний юбилей на этой должности, тогда как Академию медицинских наук целых 18 лет — со дня учреждения и до февраля нынешнего года — возглавлял А.Возианов. Заметьте, академия — это не только наука, но и клиники, немалый фонд койко-мест, операционные, лаборатории, дорогое оснащение. В конце концов перевыборы состоялись. Президентом НАМНУ почти единогласно избрали Андрея Сердюка, директора Института гигиены и медицинской экологии имени А.Марзеева, экс-министра здравоохранения, человека авторитетного и хорошо известного в медицинском мире. Переизбрали также вице-президентов и президиум АМН. В кулуарах академии (теперь уже вслух!) заговорили и о застое, и о скандалах в институтах, и об авторитаризме бывшего руководства. Все понимают, что ситуацию в АМН нужно менять, причем кардинально. Однако далеко не все этого хотят, поскольку за 18 лет многие приспособились к ситуации и даже научились получать из этого немалую выгоду. Поэтому любой шаг нового президента рассматривают и обсуждают довольно придирчиво, не без предубеждения, сравнивая с тем, что было раньше.
А.Сердюк хорошо понимает, что один в поле не воин, но, судя по всему, надеется, что его политика найдет поддержку и на государственном уровне, и главное, в академии. Когда это произойдет, сказать трудно. Эксперты считают, что новаций президента не поддерживают в академической среде — далеко не все директора готовы идти на выборы, некоторые приказы они воспринимают как ограничение своих прав, а замечания — как клевету, за которую можно и в суд подать. Но выводы делать рановато — ведь прошло лишь сто дней после выборов. «Что за это время изменилось в медакадемии?» С этого вопроса начался наш разговор с президентом АМН. Но он сразу поправил: «Уже не сто, а сто десять дней».
— Андрей Михайлович, ситуация столь непростая, что вы считаете дни?
— Очень непростая. Во-первых, я не думал об этой должности и не стремился ее занять, но так случилось — избрали. Следовало немедленно включаться в процесс. Во-вторых, понимая, какая ответственность ложится на плечи, я вынужден был ускорить некоторые события.
Уже на следующий день после выборов я предложил внести изменения в устав Национальной академии медицинских наук. Зачем? Чтобы коренным образом изменить ситуацию с выборами — и членов академии, и директоров академических институтов. Раньше все это происходило… я даже соответствующего слова не могу подобрать. А мы хотим вернуться к демократическим правилам и традициям. Отныне директора института будет выбирать коллектив.
Процедура будет демократической: 80% голосов — ученые и клиницисты, а 20% — ИТР, то есть инженеры, техники и прочие из числа тех, кто работает в учреждении. Они будут рекомендовать одну или несколько кандидатур на должность директора. А перед этим руководитель должен отчитаться о работе перед коллективом и представить свою программу развития института. Затем эти кандидатуры должны обсудить на научных советах (их у нас два — по клинической медицине и по фундаментальной и профилактической медицине). Научные советы тайным голосованием и будут избирать директора. А президиум академии лишь утвердит этот выбор.
— Это правда, что раньше контракты с директорами институтов подписывались без выборов и обсуждений? Все зависело от того, как сойдутся звезды на небе: с одними заключали соглашения на три-четыре года, а с другими — на три месяца?
— Абсолютная правда. Я уже ознакомился с документами, и знаю, что контракты очень отличались по срокам: кому-то подписывали на четыре года, кому-то на год. Были даже на полгода, на три месяца… Я тоже имел контракты на год, и только последний подписали на два года. Чтобы это не повторялось, мы и вносим изменения в устав медакадемии.
— В институтах уже начались проверки и отчеты. В академической среде это активно обсуждают и связывают с будущими кадровыми изменениями — хочет или не хочет директор, а должен идти на выборы.
— Отчеты заслушивает президиум академии. За сто дней мы уже пропустили три института — фармакологии и токсикологии, Институт кардиологии им. Стражеско, Институт хирургии и трансплантологии им. Шалимова.
— По какому принципу выбирали учреждения для проверок? Начинали с самых лучших? Или наоборот?
— Подход был простой. Во-первых, включили в список институты, где работают президент академии и один из вице-президентов — пусть каждый из них отчитается о работе. Мы должны показать, что тоже готовы идти на выборы. Так что, Институт гигиены и медицинской экологии и Институт медицины труда тоже ожидают проверки. Во-вторых, начали с самых весомых в клиническом плане институтов — кардиологии, а также хирургии и трансплантологии. В-третьих, выбрали учреждения, к которым более всего замечаний и претензий.
Решили, что на протяжении нынешнего года заслушаем восемь институтов из 35, подчиненных АМН.
— Но ведь по статистике их 36. Где еще один?
— Речь идет об Институте эпидемиологии и инфекционных болезней им. Л.Громашевского. Есть постановление Кабинета министров о его передаче в подчинение Министерству здравоохранения. Однако премьер-министр пообещал вернуться к этому вопросу, и, если наша позиция будет убедительной и аргументированной, то институт снова будет академическим.
— Будете искать аргументы или уже нашли?
— Уже подготовили необходимые документы. Ждем, когда их рассмотрят.
— Коли уже речь зашла о замечаниях и претензиях к работе институтов, как здесь не упомянуть о поборах с пациентов. Ни для кого не секрет, что клиники академических институтов берут бешеные деньги за все — за консультации, обследования, операции. Они «законодатели» на рынке медицинских услуг: городские клиники, устанавливая свои цены, ориентируются именно на институтские. Сами же медики нарекают, что даже для своих нет никаких скидок — сначала называют сумму, и только потом спрашивают: «На что жалуетесь?» В институте нейрохирургии, по словам его сотрудников, цены стартуют от 60 тыс. гривен, за лекарства и диагностику берут дополнительно. Куда бы пациент ни обращался — в ПАГ, институт Шалимова, везде одинаково. Как вы воспринимаете такую ситуацию?
— С болью. То, что такие позорные явления у нас есть, это однозначно. Как и то, что мы должны бороться с этим. На одном из заседаний президиума состоялось принципиальное обсуждение состояния дел, после чего я подписал приказ, который позволит покончить с разбазариванием институтских площадей. В частности, речь идет об аренде частными фирмами — они обычно имеют тот же профиль, что и институт.
Если врач в то время, когда он должен работать в государственном учреждении, оперирует в частной клинике на территории института, это очень грубое нарушение. К сожалению, такие случаи не единичны. Полагаю, в течение года ситуацию таки удастся изменить, хотя недовольных очень много, ведь мы ломаем схемы, которые работали годами.
— Как прошел отчет в Институте хирургии и трансплантологии имени Шалимова? Поговаривают, комиссии так и не удалось обнаружить факты, когда с пациентов незаконно брали деньги: все говорили, что лечат их бесплатно. Верить ли этому, вопрос риторический. Как оценили члены академии то, что в последнее время происходит в институте?
— Рассмотрев отчет института Шалимова, мы не затрагивали тему так называемых черных трансплантологов. Врачи задержаны, и только суд поставит точку в этой истории.
У нас и кроме этого было много поводов для серьезного разговора. Институт, который в свое время был лидером, гордостью не только украинской, но и всей советской медицины, утратил свои позиции. К величайшему сожалению. Там есть хорошие специалисты, однако удерживать высоту, как это мог Александр Алексеевич Шалимов, сегодня не удается ни руководству института, ни коллективу. Как по мне, критические замечания при обсуждении отчета были вполне справедливыми.
Считаю, что давно пришло время создать музей Шалимова, который за свою жизнь создал два института хирургии — в Харькове, а потом в Киеве. Оба — с нуля. И какие институты! Киевский институт длительное время был флагманом, образцом для хирургов, ведь именно в его операционных отрабатывали новейшие методы и подходы. Сегодня лидирует Запорожская академия последипломного образования, которой руководит член-корреспондент НАНУ Александр Семенович Омельченко. Именно на него как на хирурга равняются. Это, конечно, хорошо, но как случилось, что наш главный институт в области трансплантологии сдал свои позиции?
— Возможно, все так складывается из-за того, что выгоднее не искать новые подходы, а просто поставить на поток операции, которые приносят наибольший доход? Наука может и подождать?
— Как говорят, no comments.
— Заслушали отчет, указали на недостатки. А что дальше? Так и останется все на своих местах или таки будут выборы директора и контракт по новым правилам?
— Обязательно будут! Мы утвердили такое решение: во всех институтах, которые уже были и еще будут заслушаны в нынешнем году, состоятся выборы директоров.
— А вы знаете, что на вас уже жалуются академики?
— Почему?
— Говорят, работать стало трудно. В старые времена все собирались на общие собрания академии раз в год, да и те, при желании, можно было пропустить. А теперь и собрания проводятся часто, и присутствие обязательно. Раньше ездили за границу кто сколько хотел, а теперь нужно объяснять, зачем едешь, да еще и отчеты писать. Не всем нравятся такие нововведения.
— Следует помнить, что академик и членкор медакадемии — это не почетные титулы. Это означает лишь одно: ты должен работать больше и эффективнее, чем работал до избрания в АМН. Подавляющее большинство так и делает. Кстати, каждый из нас получает государственную стипендию, и немалую.
Что касается заграничных командировок, то я действительно требую, чтобы каждый отчитался: что нового узнал, какие идеи привез. Как директор института я всегда после поездок за границу пишу не просто отчет, а предложения — что полезного можно взять для нас. Съездил в Швецию — работаем по радону. После командировки в США начали проект, в рамках которого уже несколько лет осуществляем научное сопровождение новейшей технологии водоподготовки в Алчевске. Побывал в России — подключились к решению проблем аварийного реагирования на случай ядерных катастроф.
— А как вы будете выстраивать отношения с Министерством здравоохранения? Уже стало традицией, что каждый вновь назначенный министр начинает с заявления о намерениях забрать все академические институты в подчинение МЗ.
— Вообще не каждый министр пытался это сделать.
— Извините за обобщение. Пусть не все министры, но многие из них стремились доминировать над АМН. И кое-что таки успели сделать — Институт онкологии АМН стал Институтом рака МЗ, подписаны соответствующие документы и относительно Института эпидемиологии и инфекционных заболеваний.
— Хотя министры замахивались и грозили, но вместе с тем каждый из них думал о том, как после отставки попасть в медакадемию.
К сожалению, последний министр тоже начал именно с этого. Мне потом удалось его убедить, что это ошибочный путь. Я принимаю участие во всех заседаниях, которые проводит министерство, выступал на коллегии МЗ, которая кстати, была единственной за последние пять месяцев…
Как президент медицинской академии, я делал и делаю все для того, чтобы АМН и МЗ нашли общий язык, особенно когда речь идет о реформировании отрасли. Однако МЗ не спешит сделать шаг навстречу: три месяца пролежали там наши поправки к уставу, но министр их так и не завизировал. А именно в этом документе речь идет о новых правилах выборов директоров институтов, а также академиков и членов-корреспондентов АМН.
— Одна из ключевых реформ в стране — медицинская. На ваш взгляд, что из того, что предлагается, стоит поддержки и внимания ученых?
— Каждый раз, готовясь к совещаниям, где обсуждается будущее здравоохранения, я нахожу у себя немало материалов, свидетельствующих, что многие вопросы мы уже обработали, и этим опытом стоит воспользоваться. Помню, как насторожено отнеслись к идее семейных врачей в Вознесенском районе Николаевской области, а сейчас и представить себя без них не могут. Проект прижился, прекрасно работает, равно как и в Комсомольске Полтавской области. Жаль, что не все положительное в системе здравоохранения получилось сохранить и развить.
Полагаю, что нынешнюю реформу удастся реализовать. Хорошо, что новации начинают проводить не во всей стране синхронно, а будут отрабатывать в трех пилотных областях. С точки зрения науки, это умный подход. На одном из совещаний мне пришлось дискутировать с начальниками ГУЗ, которые жаловались на кадровые проблемы: «В пилотных областях есть медицинские университеты. Почему вы не войдете в соглашение о подготовке тех специалистов, которых больше всего требует медицина вашего региона? Сделайте так, как ректор столичного медуниверситета В.Москаленко, который оперативно откликнулся на требование времени и создал отдельный факультет для киевлян. Эти кадры и будут работать потом в муниципальных медицинских учреждениях столицы, об этом подписывается соответствующее соглашение со студентами».
Следует отдать должное: авторы программы реформирования здравоохранения прислушиваются к мнению специалистов. После того как на одном из совещаний мы упомянули об опыте Вознесенска, этим заинтересовались и пригласили мэра города, чтобы подробно все обсудить.
— Реформирование должно коснуться и такого больного вопроса, как организация паллиативной помощи. Приказ о создании первого в Украине хосписа подписал в свое время министр здравоохранения Андрей Сердюк. Почему дело не пошло дальше?
— Хороший вопрос. Действительно, приказ о первом хосписе подписывал я. За время, которое прошло, можно было полсотни таких учреждений открыть, а пока что хватит пальцев одной руки, чтобы их пересчитать. К нам уже обратилось руководство Украинской лиги паллиативной и хосписной помощи. 23 мая мы обсудили эти вопросы на президиуме. К сотрудничеству мы подключили Институт геронтологии, поскольку там есть высококвалифицированные специалисты и наработки, которые помогут сдвинуть проблему с места. Это важно еще и потому, что создание хосписов позволит уменьшить нагрузку на учреждения здравоохранения. Не секрет, что в больнице к тяжелым, неизлечимым пациентам отношение, мягко говоря, не слишком гуманное, дескать, чем здесь поможешь. А в хосписе другое отношение к человеку, другая философия, там поддерживают человеческое достоинство до последнего мгновения жизни. Думаю, к созданию одного из хосписов мы в скором времени присоединимся.
— Ходят слухи, что его создадут на базе центра СПИДа, расположенного на территории Киево-Печерской лавры. Это правда, что Институт эпидемиологии намерен закрыть там центр и перевести его неизвестно куда?
— Мы уже неоднократно обсуждали эту проблему. Действительно, центр будет отселен с территории лавры, но для этого мы должны найти соответствующее помещение, желательно даже лучше того, где сейчас размещаются больные. Думаю, КГГА пойдет нам навстречу. А в том корпусе планируют обустроить прибежище для паломников, и, возможно, будет хосписное отделение.
— Еще одна составляющая реформирования — программа импортозамещения медпрепаратов, которую активно обсуждают специалисты.
— Этот вопрос непосредственно касается и академии, поскольку ряд наших институтов, прежде всего фармакологии и токсикологии, работает над созданием новых лекарств, вакцин и сывороток. Я уже побывал на ведущих фармпредприятиях, встречался с ассоциацией отечественных производителей, с представительствами иностранных фармфирм. Во время встреч с производителями — и украинскими, и зарубежными — я почувствовал, что для них главное, чтобы в этом деле был наведен порядок, все выступают против нечестной конкуренции. Нужны четкие правила игры, чтобы это действительно делалось в интересах пациентов, а не тех, кто проводит тендеры.
Осуществлять импортозамещение — дело чрезвычайно сложное. Ни одно государство в мире, каким бы мощным оно ни было, не в состоянии заполнить свой рынок препаратами собственного производства на все 100%.
Вместе с тем следует учесть, что в прошлом году МЗ закупило на 800 млн. грн. импортных препаратов, аналоги которых есть в Украине, и к тому же стоят вдвое дешевле. Разве это не свидетельство того, что проблема есть, и ее нужно решать?! Но почему-то «интереснее» было закупить «там». Очевидно, мы должны сделать так, как в других государствах: определить гарантированный перечень лекарств, которые будут закупаться. Независимо от производителя. В России в этот список включили 500 наименований препаратов, у нас может быть, скажем, 300. Перечень должно готовить министерство, а мы будем принимать участие в этой работе.
— Чтобы наука развивалась, нужны большие средства. Будете просить увеличить бюджет АМН или, учитывая кризис в медицинской отрасли, пока что воздержитесь?
— Я уже касался этого вопроса во время встречи с премьер-министром Н.Азаровым. Считаю, мы должны начать с того, что создадим несколько современных лабораторий такого уровня, чтобы они были аккредитированы на уровне Евросоюза. Премьер-министр идею поддержал.
— Какие направления считаете приоритетными?
— В первую очередь, генетику. У нас до сих пор нет ни одной современной генетической лаборатории. Крайне нужны также лаборатории биоэквивалентности, патофизиологии, список может быть длинным. Конечно, мы понимаем, что государство все и сразу не сможет профинансировать, начнем с самого необходимого.
— Андрей Михайлович, опыт, который был наработан в МЗ, помогает вам на должности президента академии медицинских наук? Или ситуация с того времени так изменилась, что все приходится начинать с чистого листа?
— Этот опыт как раз меня и держит. В любом властном кабинете я могу не только высказать свое мнение, но и отстаивать его. Я умею ценить оппонента, прислушиваюсь к чужому мнению и учитываю его. Это очень помогает. Для дела лучше шаткий мир, чем война. Проблема была в том, что медакадемия добровольно выбрала самоизоляцию. Мы это будем менять.